Зомби против мельниц
Сознание, а также наличие души, является одной из загадок, полного понимания которой у современной науки нет. Поэтому воспринимать этот феномен многие предлагают посредством субъективного опыта. Одним из тех, кто предложил свой метод восприятия метафизических величин стал австралийский философ Дэвид Чалмерс, который высказал их в рамках лекции, прочитанной в МГУ при поддержке Московского центра исследования сознания. «Лента.ру» записала некоторые тезисы его выступления. В 1994 году я выступал на первой конференции, посвященной проблемам сознания, где разделил легкие и сложные проблемы, связанные с ним. Легкие проблемы заключаются в обосновании объективных функций, имеющих отношение к этому явлению (перцептивное различие, интеграция информации, контроль поведения, вербальный отчет). Ни одна из этих проблем не является по-настоящему легкой (это скорее шутка). Они не легче других, рассматриваемых науками о мышлении, но мы по крайней мере знаем метод, с помощью которого их можно объяснить. Трудная проблема сознания представляет собой настоящую загадку. Ее решение позволит объяснить, как и почему физические процессы связаны с субъективным опытом. Как процессы, происходящие в мозге, порождают внутри него сознание? Слух, зрение, осязание и мышление — все это субъективно. Что значит, скажем, быть мной или вами? И почему это именно так, как есть, а не иначе? Это очевидно, и в то же время очень сложно понять. Почему, когда мы видим цвета и формы, то воспринимаем их именно таким образом? Как все это связать с процессами, происходящими в мозге? Непохоже, чтобы утверждение об объективных функциях объясняло их. Наши обычные методы исследования тут не работают, и как раз потому это является проблемой. Эта проблема существует давно. Говорят, вся философия представляет собой заметки на полях трудов Платона. Поэтому тот факт, что обсуждение проблемы сознания в том виде, в котором мы ее себе представляем, сложно найти у древнегреческих философов, выглядит немного странным. Да, у Платона и Аристотеля есть множество тезисов о теле и разуме, но конкретная проблема того, как физические процессы ведут к зарождению сознания, почти не находит у них отражения. Возможно, дело в том, что осознание этого требует материалистического, научного взгляда на мир. Для этого нужно, чтобы сознание выглядело как загадка. Так продолжалось до тех пор, как Рене Декарт, который отмечал нефизическую сущность разума, основал современную философию. Но более подробное описание трудной проблемы можно найти и у других философов — например, у Исаака Ньютона. «Но определить более полно, что есть свет, каким образом он отражается и с помощью каких методов или действий производит в нашем разуме фантазмы цветов, непросто», — пишет он. То есть он видит некоторые элементы трудной проблемы. За более точным ее определением стоит обратиться к Лейбницу. В работе «Монадология» он пишет: «Если мы вообразим себе машину, устройство которой производит мысль, чувство и восприятия, то можно будет представить ее себе в увеличенном виде с сохранением тех же отношений, так что можно будет входить в нее, как в мельницу. Предположив это, мы при осмотре ее не найдем ничего внутри ее, кроме частей, толкающих одна другую, и никогда не найдем ничего такого, чем бы можно было объяснить восприятие. Итак, именно в простой субстанции, a не в сложной, не в машине, нужно искать восприятия». Ключевая идея тут заключается в том, что мы можем найти только материальный механизм, не объясняющий природу восприятия. В идее мельницы можно увидеть предпосылки современной концепции зомби — физической системы, исполняющей большую часть сознательных функций при отсутствии сознания как такового. Но в полной мере эту проблему начали поднимать примерно с середины XIX века. Томас Гескли в 1856 году замечательно написал: «Как нечто такое замечательное, как состояние сознания, проявляется как результат раздражения нервной ткани, так же необъяснимо, как и появление джинна после того, как Аладдин потер лампу». Это самое красивое описание трудной проблемы. В России ею интересовался Иван Павлов, известный медик и исследователь процессов сознания. Он, несомненно, был знаком со многими философскими аргументами на эту тему и отказывался описывать феномен субъективности с точки зрения физиологических процессов, происходящих в мозге. Павлов различает легкую и трудную философские проблемы. Американский философ Томас Нагель в 1974 году написал знаменитую статью, в которой говорит напрямую: «Сознание — вот что делает проблему души и тела практически неразрешимой... Без сознания проблема души и тела была бы гораздо менее интересной. С сознанием эта проблема кажется безнадежной». Все, что мы выносим из чисто физических объяснений природы сознания, дает ответ на вопрос о легкой проблеме, они описывают лишь объективные функции. Но этого недостаточно, поскольку трудная остается нераскрытой: как исполнение всех этих объективных функций связано с сознательным, субъективным опытом. В результате мы приходим к выводу, что ни одно из чисто физических решений не может объяснить сознание. В последние 20 лет в этой области было написано огромное количество работ — как философских, так и научных, представляющих взгляд на трудную проблему с разных углов. Материалисты говорят о том, что она не такая уж и сложная, другие разрабатывают современные нередукционистские теории, пытаясь выйти за рамки физических объяснений. Существует также комплексная наука о сознании. Я бы хотел разделить материалистов на две группы по их отношению к трудной проблеме сознания. Первые говорят, что ее не существует. Нам нужно просто дать ответ на вопросы легкой проблемы, объяснить поведение и функции — и таким образом объяснить все. Остальное — ошибки или иллюзии. Вторые говорят, что трудная проблема порождена разрывом в объяснении, тем, как мы думаем о сознании и материальном мире, а не онтологией — не тем, что существует в природе в реальности. Американский философ и когнитивист Дэниэл Деннет является сторонником первого подхода. Как-то он признал, что рассматривает себя в качестве того самого зомби, хотя и обмолвился, что это звучит очень плохо, если вырвать фразу из контекста. По его мнению, объективные функции объясняют все, что нужно объяснить, и того, о чем мы говорим, просто не существует или это иллюзия. Такой взгляд на вещи в последний 21 год становится все менее популярным, хотя я считаю, что он заслуживает внимания и развития. Ко второму типу материалистов относятся те философы, которые говорят, что все дело в разрыве между концепциями физического мира и сознания, когда в реальности это одно и то же. На мой взгляд, они просто переставляют разрыв от самого сознания к концепциям сознания, но и за развитием такого взгляда на проблему нужно следить. Я же больше всего заинтересован в нередукционистских теориях сознания. Я начал работать в этой сфере не как пессимист, заявляя о том, что все это — большая загадка. Мне хотелось понять сознание и в один прекрасный день вывести позитивную научную теорию. На мой взгляд, правильно предполагать, что сознание есть фундаментальное свойство природы, не сводимое к физическим свойствам, но соединенное с ними. Некоторые считают такую точку зрения ненаучной. Но как такой подход может быть ненаучным, когда подобная стратегия используется во многих областях науки — например, в физике, где пространство или пространство-время, а также масса или заряд считаются фундаментальными величинами? На основе этих утверждений выводятся основные законы мироздания. Мне кажется, таким же образом мы должны подходить к проблеме сознания. В нередукционистском подходе есть несколько альтернатив. Прежде всего это дуализм, который разделяет физические и ментальные свойства, объединенные фундаментальными законами природы. Вторая альтернатива — панпсихизм, точка зрения, согласно которой сознание лежит в основе физического мира. Наконец, есть идеализм, сторонники которого считают, что физическое существует только в сознании. Мне симпатичны два первых взгляда на этот подход, о которых я расскажу подробнее. Для дуализма большую сложность представляет традиционная проблема взаимодействия. Если существует нефизический разум, как он может влиять на тело? Физические теории не оставляют места для роли сознания. Но есть квантовая механика, и как раз здесь стоит поискать такие взаимодействия. Многие ее стандартные интерпретации предполагают коллапс волновой функции при ее измерении (умозрительный эксперимент Шредингера с котом, находящимся в коробке, который одновременно жив и мертв, пока наблюдатель не откроет ее, является попыткой популярно объяснить этот феномен — прим. «Ленты.ру»). Никто не знает, что собой представляет измерение, но вполне возможно, что оно как-то связано с сознанием. Другая альтернатива, которая в последнее время привлекает к себе повышенное внимание, — это панпсихизм. Ее сторонники считают, что все в мире имеет сознание, которое является фундаментальной основой Вселенной. Им обладают и электроны, и кварки, и фотоны и так далее. Некоторые считают этот подход сумасшедшим, но другие — очень интуитивным. Я расцениваю эту идею как многообещающую, особенно вкупе с тем, что говорил Бертран Рассел о том, что наука показывает нам лишь структуру физического мира, а не его внутренние свойства. Она, скажем, объясняет, за что отвечает масса, но не дает ответа на вопрос, чем она является сама в себе. Панпсихизм предполагает, что, возможно, фундаментальные внутренние свойства физического мира включают в себя сознание, что физика говорит нам о гигантской сети сознательных свойств, находящихся в систематическом взаимодействии и являющихся основой для взаимодействий на микроуровне. Известные панпсихисты предполагают, что такие «микросознания» каким-то образом связаны в наше «макросознание», которое мы знаем и любим. Если этот взгляд на проблему окажется жизнеспособным, то он представит собой наилучший синтез материализма и дуализма. Он включает в себя каузальный мир сознания, в который интегрирован физический. Проблема панпсихизма — вопрос о том, как микроопыт соединяется в макроопыт. Как получить высшее сознание из сознаний фотонов, кварков и так далее в нашем мозге? Несмотря на бурное обсуждение этой проблемы в последние годы, никто пока не предложил решение, с которым согласились бы все. В последние 20 лет зародилось множество научных идей о сознании. Некоторые из них признают его фундаментальную суть. Но какими должен быть основной постулат фундаментальной теории сознания? Многие специалисты, и я в их числе, полагают, что это информация. Раскроем эту проблему с точки зрения на машинное сознание. Может ли машина иметь сознание? Мы не знаем, как это может быть, но то же верно и для человеческого мозга — мы не понимаем, каким образом мозг может производить субъективный опыт. Действительно ли компьютер хуже мозга? Пока никаких предпосылок для такого утверждения нет. Я предлагаю подход к этой проблеме, известный под названием «аргумент о системе». Представим, что каждый нейрон моего мозга заменили крохотными людьми, выполняющими те же функции. Продолжу ли я понимать португальский язык, если знаю его? Скорее всего, да. Но эти люди не знают португальского, так что система будет понимать этот язык, но именно система в целом. Так что мы должны отличать машинное сознание от сознания каждого ее компонента, самое важное — это информационный процесс системы в целом. Что касается самой информации, то российский философ Давид Дубровский считает, что каждый феномен сознания является определенной информацией. Так как любая информация принадлежит своему материальному носителю, она является порождением его неврологических процессов. Этот подход, в принципе, предлагает ответ на вопрос о необходимости связи между разумом и материей — возможно, информация является связующим звеном между ними. Итальянский нейробиолог Джулио Тонони предложил математическую теорию интеграции информации на основе сложных формул, описывающую комплексные процессы в системе. Согласно ей, чем больше интегрирована информация, тем больше сознания. Эта идея отлично сочетается с выводами, которые сделали Дубровский и другие исследователи, в том числе я. Такой подход отлично сочетается с различными метафизиками сознания. Я практически в равной степени сочувствую дуалистическим и панпсихическим взглядам на проблему сознания (оставляя пару процентов материалистическим — кто знает, я могу ошибаться). Нужно изучать оба этих пути и выявить, какой из них позволит решить ее наилучшим образом. Необходимо найти фундаментальную теорию, которая будет лучше подкреплена научными данными о физическом мире и сознании. Но сейчас эта проблема действительно трудна, ее решение стеснено рамками философского теоретизирования. Мы можем предположить, что когда-нибудь произойдет ее переход в научную сферу, как это произошло с физикой во времена Ньютона.