Разборная площадь Кремля

Что на самом деле происходит за Спасскими воротами На территории Кремля идет то, о чем мечтали и во что не верили поколения архитекторов: энергичная разборка многострадального 14 корпуса. Специальный корреспондент Ъ АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ осмотрел место действий и пришел к выводу, что уже в следующем году здесь будут расти деревья. С некоторых пор для того, чтобы дойти от Спасских ворот до 1 корпуса Кремля, приходится огибать 14 корпус. А раньше это была дорога напрямую. Но года три назад 14 корпус вдруг оброс строительными лесами, и дорогу перекрыли. Я тогда выяснил, что произошло. Дело в том, что 14 корпус стал вдруг без преувеличения «складываться». Он начал клониться в одну сторону, и темпами гораздо более быстрыми, чем Пизанская башня: за полгода одна стена «ушла» больше чем на 10 сантиметров. С тех пор я стал чутко прислушиваться к тому, что там, за возникшим вслед за лесами масштабным алюминиевым забором, завешенным гигантскими декоративными шторами с прорисованными в них окнами, происходит. Что-то происходило. Шум оттуда время от времени доносился. Он, по моим подсчетам, не очень соответствовал объему средств, которые тратились на ремонт (в какой-то момент сумма была обнародована: около пяти миллиардов рублей), но все-таки он был. Потом все затихло. Стены укрепили. Я думал, что вслед за этим последует реконструкция 14 корпуса, но этого не произошло. Тишина настораживала. Насторожились, как я выяснил, и чиновники из администрации президента, которыми был населен 14 корпус и которых оттуда выселили на Старую площадь до лучших времен: они жаждали реванша, то есть возвращения. Я даже пытался поставить себя на их место (не дай бог, конечно): в конце концов, что только не придет в уже, можно сказать, больную голову, пока ждешь начала очередного мероприятия с участием президента России именно в 1-м корпусе? И не понимал. Кроме ощущения Великой Сопричастности, плюсов, по-моему, не было. Режим установлен по понятным причинам жестокий. Чтобы пригласить человека к себе в гости, надо и самому пройти пару кругов ада, и человека сквозь них провести. Теснота страшная. Полы какими-то волнами ходят. Дух стоит глубоко советского учреждения, и его никогда ничем не выветрить… Но ощущение Великой Сопричастности, видимо, перевешивало все остальное. Да точно перевешивало. На самом деле чиновники насторожились правильно. Режим тишины был связан с тем, что решалась судьба здания. У Владимира Путина появилась другая идея, довольно быстро оформившаяся в решение. И в конце концов он объявил о нем около Царь-пушки примерно два года тому назад. Причем журналистам «кремлевского пула» сказали, о чем примерно сейчас будет мероприятие, но добавили, что сразу после него – вручение верительных грамот, что ли — так что те, остается возле Царь-пушки, на грамоты не успевает. И я с потрясением увидел, что коллеги исчезли в направлении верительных грамот. Я остался, потому что, мне казалось, понимал: если это случится так, как только что было анонсировано, то ты, Андрей, становишься свидетелем безо всякого преувеличения исторического события. Вручение верительных грамот тоже, конечно, нерядовое… В результате я все равно не поверил своим ушам: 14 корпус будет снесен, и на его месте появятся монастыри, Чудов и Вознесенский, которые когда-то стояли на этом месте. Это было серьезное решение. Да оно было просто революционным. Это было то, о чем мечтали и во что не верили поколения архитекторов с момента, как Иван Рерберг в конце 20-х годов прошлого века начал работу над проектом 14 корпуса. Эти поколения были, конечно, представлены и архитекторами, которые считали, что теперь уже нельзя сносить и 14 корпус, потому что это уже сам по себе памятник истории, к тому же вроде включенный в перечень мирового наследия ЮНЕСКО, и ставить на этом месте новодел – преступление. Мне-то казалось, что 14 корпус и сам совсем недавно был новоделом, а монастыри, которые будут построены, через какое-то время новоделом быть перестанут, тем более что будут точной копией того, что стояло тут веками (проблема, конечно, с чертежами, но не все безнадежно). Между тем, после того, как Владимир Путин объявил не только об этом, а и о том, что для туристов будет открыта прямая дорога через Кремль от Кутафьей башни до Спасской (мимо первого корпуса, где работает президент, и даже, я бы сказал, в опасной близости от него), все опять и затихло. (дорогу, правда, открыли; в одну сторону: к Красной площади, так как туристический маршрут должен же заканчиваться апофеозом). И так было больше года. И вот в начале октября 2015 из-за забора снова послышался шум. Сил терпеть уже больше не было. Тем более что вроде встречная готовность приоткрыть шторы наконец появилась… В прошедшую субботу я побывал на строительной площадке. Снаружи шума почти не слышно. Изнутри ты плохо слышишь собственный голос. Мимо тебя снуют десятки строителей, работают краны, стучат молотки…. Комсомольская стройка. В три смены. Такое впечатление, что люди торопятся поскорее разобрать здание, чтобы кто-нибудь не передумал и запретил бы вдруг все это. — А вы без каски? — подошедший ко мне человек был неприятно удивлен. – Вы понимаете, что тут происходит и какой вы себя подвергаете опасности? — Нет! – признался я. Он привел к себе в офис. Здесь и в самом деле сооружено двухэтажное административное здание, которое через некоторое время будет выше, чем величественный 14 корпус Кремля. У него здесь был кабинет. Это оказался, конечно, начальник службы охраны труда Евгений Баранов. — Так, — торжественно сказал он, — вы находитесь на строительной площадке, хотя мы тут, разумеется, ломаем, а не строим. Но ломать гораздо опасней, чем строить! Главное – не каска! Главное – личная осторожность! Люди, которые сюда заходят, знают, на что идут… Хотя да, не война… — Но ведь не война? – робко поинтересовался я. — Не война, — нехотя согласился он. – Но пилят, режут очень много, используют воду для охлаждения, она замерзает, посыпаем песком, конечно… Но песка на всех все равно не хватит. Так что ходите группой. — Нас всего двое, я и фотокорреспондент, — рассказал я. — Вот я и говорю: ходите группой, — кивнул Евгений Баранов. Вошел еще один человек, замначальника «Моспромстроя» Сергей Сахаров. С ним мы и осмотрели объект. Вообще-то объекта уже нет. 14 корпус разобран почти до второго этажа. Зрелище для тех, кто является поклонником фильма Федора Бондарчука «Сталинград». — 7 кранов стоит! – громко говорит, почти кричит, пока мы поднимаемся наверх, Сергей Сахаров. –15 дисковых пил!.. Я этот строительный восторг, честно говоря, не разделяю, но, в конце концов, понять могу. Сверху, из-под плит, течет вода – и почти сразу замерзает. Здесь, наверху, ветер, но и солнце тоже. Вдруг, чуть не лоб – из-за руин Спасская башня. Что-то напоминает… Недавнее… Да, строящийся пусковой стол космодрома «Восточный» с ракетой, которую я вообразил себе посреди него… Нет, не очень удачное сравнение, слишком пышное… А с другой стороны, Спасская башня все-таки… Все-таки не очень верится, что ты стоишь сейчас посреди Кремля. Этого не скажешь о строителях. Они, когда перейдут на другой объект, еще долго будут недоумевать оттого, что мимо них внизу не ездит без конца туда-сюда кортеж президента России с президентом России внутри, да Франсуа Олланд, да Маттео Ренци… Всех они, конечно, не знают, кто тут ездит, да и разве упомнишь, но, как бы сказать, присутствие их чувствуют… Хотя бы потому, что на время проезда кортежей работу примерно на час останавливают… А сейчас они затаскивают крюки крана в выдолбленные в нарезанных бетонных блоках отверстия и снимают эти блоки, предварительно подмочив (отсюда и вода). — Сюда нельзя загонять тяжелую технику, а то бы мы завели экскаватор, да и все… — мечтательно произносит Сергей Сахаров. – Но надо тихо… — Я интересуюсь, делали ли они что-нибудь в этом роде. — Много чего, — откликается он. – Вертолетную площадку недавно в Кремле сделали. Сад внутри Кремля обустроили. Гермогена поставили… Патриарха… Все здание 14 корпуса поделено на четыре зоны, у каждой – свой график. — И что скажете? – спрашиваю. – Как строили тогда? Легко разрушать? — Нет такой проблемы, — пожимает он плечами. – Ни моральной, ни физической. Иногда само рассыпается. Хотя местами раствор прочный… — Ничего себе само! – показываю я на одну еще до конца разбитую стену. Таких толстых не бывает. — — Так это фасадная. Да, толщина 3,5 метра, — кивает Сергей Сахаров. — Для обороны от врага, что ли, делали? – интересуюсь я. — Наверное… Фасад же. На Красную площадь выходит… На всякий случай… — То есть от людей… От народного гнева… Тов. Сталин предостерегался… — Может быть… Наше дело разобрать… — уходит от прямого разговора Сергей Сахаров. Он рассказывает, что ежедневно тут работают 500 человек. Закончить надо к весне, есть еще четыре месяца, но они хотят раньше. Жалеют, что работы начались к зиме, потому что замерзающая вода сильно осложняет жизнь. — Долго тут все простаивало после решения президента, — говорит он. — Если бы весной взялись… Но, наверное, были причины… — Были, — теперь уже я рассказываю ему. – ЮНЕСКО там… — Да мы слышали. Но они вроде смирились… Иначе мы бы сюда не зашли… — говорит Сергей Сахаров. Он рассказывает, что пока мне еще, наверное, кажется, что есть тут над чем работать, а на самом деле главное – что разобрали верхние этажи. — Да нет, — возражаю я, — видно, что дело-то почти сделано. Нет больше 14 корпуса… Все! Кончено! — Ну как сказать… Вот на следующей неделе зал пленумов…или как он там… Верховного созыва… разберем, и сразу станет видно, что почти ничего не осталось, столько свободного места окажется. Мы подходим к огромному полому пространству с остатками стен, которых и не будет через неделю. Господи, да здесь же столько лет были все большие пресс-конференции Владимира Путина. Это оно. Тут раньше и в самом деле, по-своему прав Сахаров, заседали обе палаты Верховного Совета СССР… Да был, был я здесь, конечно. И по коридорам этим ходил, и в кабинеты, от которых остались уцелевшие пока еще очертания, заходил… Вот здесь, по-моему, Сергей Эдуардович-то и сидел… А здесь Владислав Юрьевич… Алексей Алексеевич… Ноги-то помнят… — Вот этот кран, — объясняет Сергей Сахаров, — работает без машиниста, дистанционно. Видите, наверху стоит человек, руками машет, показывает, где ему кран нужен, куда надо повернуть, как подвести… А внизу видите, человек стоит с пультом?.. Он руководит краном… Я вижу. Коммуникация между двумя этими людьми, по-моему, оставляет желать, правда, лучшего, что-то они, кажется, не до конца понимают друг друга… Ну так что, докричаться-то всегда можно, вот они это и делают уже, и получается… Мы возвращаемся в офис и встречаемся с ректором МАРХИ Дмитрием Швидковским. В конце концов, при нем все происходило от начала до конца, а главное – разговоры с комиссиями ЮНЕСКО… Интересно, что много людей, которые даже понимают, что тут происходит – архитекторы, строители, археологи – при этом уверены, что никакого разрешения от ЮНЕСКО до сих пор нет и что это – очередная самодеятельность авторитарного режима. Я уже 16 лет – член совета по культуре при президенте, меня еще Ельцин назначил, — как будто оправдывается Дмитрий Швидковский. – Да, звали нас для экспертизы… Да, мы дали заключение… Ия помню, как президент у пушки стоял и говорил все это… Я все это своими ушами слышал. Пришел туда, думал, что-то по этому поводу будет произнесено, но не думал, что такое начнется! Это, понимаете, фантастично… Мы студентами такое рисовали, Кремль без 14 корпуса, на кухнях, тайком, но не верили, конечно. — Ну, сейчас-то уже можно поверить, — успокаиваю я его. — Пытаемся! Я вообще стою за то, чтобы архитектурно укрепить ядро города… Кремль – ядро… И за пределами-то мало чего осталось… Так пусть хоть ядро будет. Если поставить на этом месте храм или монастырь – укрепим. — Я слышал, что есть Венецианская архитектурная хартия, осуждает такого рода новодел… — Но был восстановленный Гданьск, Дрезден, Ковентри… Это все удачные примеры! —Но на территории Кремля все-таки войны не было… — Но утраты были примерно такие же… Он рассказывал, что здание это с архитектурной точки зрения – совершенно неудачное, безликое. — Но ведь его проектировал Иван Рерберг, — возражал я. – Тот самый Рерберг, который создал Киевский вокзал, Центральный телеграф… — Он был прекрасный инженер и архитектор, — вдохнул Дмитрий Швидковский. – Сделал первый проект и умер. Доделывали уже без него. Не знаю… Это был не лучший период его творчества… Боялся чего-то, такое ощущение… Стеснялся, что ли… И все-таки это были 30-е годы. Я не думаю, что его вдохновляла цель строительства. Он ведь строил для Сталина, который предполагал, что в 14 корпусе разместится Первая советская военная школа, а потом и вовсе писали, что это будет Школа Красных пулеметчиков… То есть что, он проектировал здание, из которого отстреливались бы от своего народа?.. — А стена в 3,5 метра зачем? — Так от взрыва. От гранаты. Другой причины нет. Опасались, — подтвердил Дмитрий Швидковский мои самые унылые предположения. — Но потом там Кремлевский театр был, потом административными функциями здание нагрузили. И не в Сенате же рыть бомбоубежище… — А здесь и бомбоубежище было? – удивился я. Сергей Сахаров ничего мне не говорил, что еще и его придется разбирать. Дмитрий Швидковский пожал плечами. — Говорят, вы участвовали в дискуссиях с ЮНЕСКО по поводу сноса? – спросил я наконец про то, что теперь больше всего интересовало. — По сути разговор был один, и говорили прямо здесь, в этом кабинете, где сейчас с вами беседуем, — кивнул ректор, — в штабе строительства. Были мы, строители, комиссия ЮНЕСКО и комиссия Международного совета по охране памятников и достопримечательных мест ( у нее было даже больше сомнений, можно ли все это позволять, чем у комиссии ЮНЕСКО, а полномочий запретить – не меньше. – А.К.). Дмитрий Швидковский рассказал, что встреча была такой нервной, что с нее с гипертоническим кризом ушел Андрей Баталов, представитель «Музеев Кремля». Он был категорически против сноса здания; потом стали даже говорить, что это вписывается в позицию руководства «Музеев Кремля», потому что оно было очень заинтересовано в том, чтобы оставить 14 корпус для своих фондов и экспозиций и что даже сейчас его не примиряет с действительностью то, что «Музеям» отдали Средние торговые ряды– амбициозное просторное отремонтированное здание, торцом выходящее на собор Василия Блаженного, через дорогу от ГУМа… На самом деле Андрей Баталов, видимо, искренне переживал за судьбу здания и хотел его сохранить. Просто не получилось… Комиссия Международного совета по охране памятников (в нее входили французы, англичане, болгары) приехала с очень жесткой позицией. — Они думали, — рассказывает Дмитрий Швидковский, — что здание 20 века задумали поменять на что-то вообще современное, и намерены были запретить это. А потом услышали о наших планах. О том, что говорил президент: вернуть на это место Чудов и Вознесенский монастрыри, Малый Николаевский дворец, может быть, наполнить этот дворец картинными галереями… Очень долго обсуждали. И в конце заседания они были уже совершенно другие. Впрочем, обе комиссии уехали, так и не озвучив никакого решения. И после этого молчание длилось еще несколько месяцев, несмотря на попытки выяснить, что же они там на самом деле в конце-то концов думают. И только в конце августа появилось заключение: ни ЮНЕСКО, ни Международный совет по охране памятников не возражают против сноса 14 корпуса. — Я думаю, — говорит Дмитрий Швидковский, — что уже к середине 2016 года здесь будет историко-архитектурный парк. Надеюсь, что будет конкурс и наш институт примет участие. Надеюсь, победят россияне, а то не хочется, честно говоря, чтобы делали иностранцы: сбрасывают нам какие-то давно неактуальные идеи… У нас Юра Григорян или Александр Бродский сделают такой парк не хуже, чем Карло Карпа… Тут еще какое-то время будут раскопки. Это большой праздник для археологов!.. — Я бы не стал употреблять все-таки слово «праздник», — сказал мне потом директор Института археологии РАН Николай Макаров. – Праздник будет, когда что-то найдем… Но он, конечно, осторожничал. В 2007 году им дали поработать в Тайнинском саду Кремля – и они почти сразу нашли уникальную берестяную грамоту… — Вообще-то до сих пор большая часть работ, которую археологам до сих пор позволяли вести в Кремле, — это наблюдения за локальными работами строителей. Археологи спускались в котлованы, рылись в строительных траншеях – и даже это было в советское время очень полезно. Когда строился Кремлевский дворец съездов, археологи вообще простояли на краю котлована…Первый раз мы сможем провести системную работу. Проблемы, конечно, с культурным слоем, но в какой-то части он, безусловно, сохранился… — Что вас больше всего интересует в этом месте? — Первое – это остатки двух монастырей. Мы сможем понять, как выглядели два старейших московских монастыря. Николай Макаров выражался и в самом деле осторожно, как будто боялся сглазить надвигающееся счастье. Оказалось, и в самом деле боялся. — Это же часть городского ядра, - продолжал он, — что может быть интересней? Здесь в свое время нашли самый, в конце концов, большой московский клад… Не где-то в другом месте, а именно здесь! Все-таки археолог не мог долго держать себя в руках. И слава Богу. Надо ли говорить, что возвращался я к выходу, пристально, как и требовал начальник службы охраны труда Евгений Баранов, глядя себе под ноги. Непонятно? Клад искал.