Проект Новороссия: новодел как оружие массового поражения России

Путь из Петербурга в Москву не самый старый в России и до сих пор не самый важный в практическом смысле. Есть дороги и поважнее, но ни у одной близко нет такой славы. С тех пор как Радищев предпринял свое путешествие из новой столицы в старую, а потом усилиями еще нескольких больших русских литераторов (и совершенно даже против их воли) в общественном сознании сложилось такое понимание анатомии России, где ось Питер — Москва почти все по-настоящему важное в России и описывает: от самого великого до самого жалкого, от самого пленительного до самого отталкивающего. Эта дорога достаточно долгая, чтобы не попасть во власть какого-то одного впечатления. Его обязательно сменит другое, возможно, противоположное. Я люблю эту дорогу, ее убаюкивающий, слегка монотонный рассказ о том, как меняется моя страна, а в чем меняться никак не хочет. Я ценю беспристрастность, скромность трассы Е-95. Знаете, без этой пьяной русской дури: «Ты Россию не знаешь! А я знаю! Я тебе все сейчас про нее расскажу». Я привык к спокойному, приземленному, толковому ее докладу — вот здесь поставили новую автозаправку с приличным кафе, на этом участке кое-как подлатали колдобины, а вот здесь, наконец, появилось 80 км такой дороги, какой на Руси еще никто не видывал. И еще в этой дороге, помимо обнадеживающих перемен, проявлялось и неизменное — поэтическое. Скажем, две безглавые церкви на пригорках — такие же покосившиеся, ветхие, оставленные, как и деревни, над которыми они возвышаются. Я всегда загодя готовился к встрече с ними — как самому важному на этом пути. И всегда эти церкви появлялись с внезапностью миража, обязательного чуда, которое всякий раз переживаешь как впервые — вроде торжественного заката или большой полной луны. Я теряюсь в оттенках этого чувства — тут и нежная грусть, и тихий восторг. Не важно. Уже не будет этого. Потому что этих церквей больше нет. То есть они есть. Такие же, как были. Только еще лучше. С сияющим идиотическим блеском новых куполов и густым, как на девчонке с деревенской дискотеки, слоем штукатурки, подчеркивающим промахи старых архитекторов, кричащим об их провинциальности. И больше никакой грусти, никакой праздной тоски.