«Российская элита не умеет себя вести в приличном обществе»
Минувшим летом в России и за ее пределами активно обсуждалась идея возвращения на родину потомков рода Романовых. Депутат заксобрания Ленинградской области Владимир Петров написал письма членам Императорского Дома с предложением вернуться в Россию. Послания были адресованы княгине Марии Владимировне и князю Дмитрию Романовичу. По мнению Петрова, этот шаг поспособствует восстановлению величия России и возвращению ей мирового влияния. Депутаты разработали законопроект «Об особом положении представителей царской фамилии», а в качестве официальной резиденции Романовых предложили выделить дворец в пригородах Санкт-Петербурга или в Крыму. Эта инициатива вызвала бурное обсуждение в России и неоднозначную реакцию представителей русских дворянских фамилий. В беседе с «Лентой.ру» князь Никита Лобанов-Ростовский рассказал о самозванцах и монархии, о том, чего не хватает российской элите, и что привлекает его в искусстве. «Лента.ру»: Как вы оцениваете идею вернуть в Россию потомков Дома Романовых, в частности предоставить особый статус княгине Марии Владимировне? Лобанов-Ростовский: Мне важно, чтобы была услышана альтернативная точка зрения. Когда мы с графом Шереметевым, князем Трубецким и графом Капнистом — все они живут в Париже — написали открытое письмо российскому президенту о нежелательности какого-то особого статуса Марии Владимировны Гогенцоллерн, мы исходили из того, что к ней будет неизбежно приковано внимание всего мира, и это может повредить России. Важно понимать, что мы говорим о человеке, который самозванно именует себя главой императорского дома Романовых, незаконно раздает дворянские титулы и ордена, а самое печальное — ее отец кокетничал с Гитлером и открыто призывал русских эмигрантов воевать на стороне нацистов. Мы хотели, чтобы нас услышали, и я рад, что были статьи и радиопередачи, где наше мнение было озвучено. Но с вами не согласились многие представители дворянства, живущие в России. Да, некоторые убеждены, что не так важно, кто именно получит новый монарший статус. Важнее, что это был бы большой шаг к возрождению монархического статуса в России. Но я считаю, что нельзя строить новый дом на таком гнилом и непрочном фундаменте. Ничего хорошего из этого не выйдет. А как вы сами относитесь к идее реставрации монархии? Я не монархист, но полагаю, что со временем будет целесообразно сделать конституционную монархию в России. Разные опросы показывают, что около трети всего населения поддерживают идею создания конституционной монархии. И это без какой-либо монархической пропаганды и работы с населением. Хотя мало кто отдает себе отчет в том, сколько различных институтов управления необходимо создать, которые сегодня в России просто отсутствуют. Будущий монарх должен осуществлять сбалансированное соединение светской власти и православной церкви. Должен стать стабилизирующим инструментом многонациональной и многоконфессиональной страны, не думая о сиюминутных настроениях избирателей, а руководствуясь представлением об исторической судьбе своего народа. Сам же монарх может быть либо избран заново, либо может быть приглашен законный наследник одной из двух правивших династий — Рюриковичей и Романовых. Я знаю многих достойных представителей этих фамилий. Монархия немыслима без аристократии. Видите ли вы что-то напоминающее аристократию в современной России? Глядя на представителей нынешней русской элиты, я понимаю, что в 95 процентах случаев они не имеют ничего общего с аристократией. Чего же им не хватает? По-английски мне было бы проще ответить: аристократ — это джентльмен, у него другое сознание, другие ценности, другие манеры. Современная российская элита в большинстве своем просто не умеет себя вести в высшем приличном обществе. Кроме того, у аристократа должен быть вкус. Например, человек пригласил меня на обед в свой огромный дом в центре Москвы. Там все очень дорого: антиквариат, картины, услужливые лакеи. Но вкуса нет, предельная безвкусица. Ступеньки на улице у входа сделаны из мрамора — но они должны быть гранитные! Мрамор — мягкий камень, от осадков и моющих средств он быстро приходит в негодность. В том же доме есть замечательная коллекция живописи. Но сами картины обрамлены некрасиво — без вкуса! Это типичный пример отсутствия вкуса у людей, собирающих искусство в России. Рамы новые, помпезные, с обильной позолотой — они совершенно не гармонируют с картинами. Каждая картина — это особая история. Каждая требует своего индивидуального обрамления. Но такие маленькие детали отражают вкус. Особое внимание к картинам — результат многолетнего коллекционирования русского театрального искусства? Да, в том числе. Это же часть моей жизни. Что вы больше всего цените в вашем собрании? Больше всего я ценю его целостность, концептуальное единство, оно продумано до мелочей. В нашей коллекции нет ничего случайного. В своем максимальном составе собрание насчитывало около двухсот художников и более тысячи работ. Я очень люблю своего Врубеля, Ларионова, Гончарову, Бакста — и получал большую эмоциональную зарядку, живя среди их картин. Какова сейчас обстановка на арт-рынке? На мой взгляд, ситуация совершенно нелогична и субъективна. Когда сотню миллионов долларов платят за картину Модильяни или Сезанна, это ненормально. На эти деньги можно было бы построить несколько сотен школ в России. Но в мире огромное количество незаработанных денег, и их надо как-то тратить. При этом даже редчайшие бриллианты оцениваются только в десятки миллионов долларов. Можно ли собрать хорошую коллекцию, не имея богатого наследства или огромных доходов? Универсальных рецептов не бывает. Но есть общий принцип: присматривайтесь к 10-15 художникам, которые лично вам нравятся и доступны по цене. Когда картины одного из них станут вам не по карману, переключайтесь на другого. И так лет двадцать. Затем одного из них наверняка назовут выдающимся живописцем, и он резко взлетит в цене. Тогда, продав одно из его произведений, вы сможете вернуть то, что вложили за 20 лет, и оставить себе картины, больше всего понравившиеся вам. Вы лично знали многих живописцев. Кто производил наибольшее впечатление в личном общении? Знал. Например, Сальвадор Дали. Он был очень странен и непредсказуем. Я осознавал, что передо мной гений. К сожалению, мы не смогли наладить близких, дружеских отношений. Препятствием была его супруга Гала. Я ценю Дали больше, чем, например, Пикассо, потому что у него больше работ, где проявляется талант рисовальщика. Пикассо, конечно, более гениален и многогранен, но у него много работ, которые меня отталкивают. То есть я предпочел бы жить с картинами позднего Дали, чем с поздним Пикассо. Но при этом лучше жить с ранним Пикассо розового периода, чем с ранним Дали. Хотя, если честно, я предпочел бы жить с картиной Матисса, чем с Дали или Пикассо. Но я никогда не приобретал западную живопись, потому что тогда эти деньги были бы отняты от приобретения русского театрального искусства. Каковы ваши предпочтения в других искусствах — в литературе, музыке? Всю мировую классическую литературу я перечитал еще в ранней юности, когда жил с родителями в Болгарии. Главной фигурой для меня всю жизнь оставался Пушкин. Если говорить о музыке, я воспитан на классическом оперном репертуаре. Родители привили мне любовь к музыкальному театру: в пятилетнем возрасте я попал на оперу Сметаны «Проданная невеста», а затем на «Аиду» Верди. К симфонической музыке я пришел гораздо позже, когда в 23 года приехал в Нью-Йорк, где познакомился с великим скрипачом Натаном Мильштейном. В конце пятидесятых в Карнеги-холле еще можно было услышать таких гигантов русского исполнительского искусства, как Давид Ойстрах и Сергей Кусевицкий. Когда я был студентом в Оксфорде, то увлекался, главным образом, доромантической музыкой, Вивальди, Бахом и Моцартом. Из музыки XX века я особенно ценю Стравинского и, главным образом, Прокофьева. А вот современная музыка для меня откровенно неприемлема. У российского искусства есть будущее? Я смотрю в будущее с оптимизмом. Русские — феноменально одаренный народ. Хотя я сомневаюсь, что в ближайшее время сможет повториться тот культурный бум, который был в России на рубеже XX века. Тогда российские гении музыки, литературы, изобразительного искусства, театра, балета влияли на всю мировую культуру. До сих пор в России все еще есть возможность учиться рисованию. Вне России рисование как предмет — основа, на которой строится индивидуальный подход к живописи, — в школах и вузах мало востребован. В любом случае, важно, чтобы русские осознавали тот колоссальный эффект, который русское искусство последних двух веков произвело на весь цивилизованный мир. Даже самые отъявленные ненавистники России вынуждены это признавать.
