С 2014 г. у России новая внешняя политика. 25 лет постсоветской внешней политики и многие ее достижения отброшены. Стратегический курс на тесное партнерство с Западом и интеграцию в западные институты признан ненужным и опасным. Он создавал плацдармы политического, правового и ценностного влияния Запада на внутренние процессы в стране и настроения ее граждан. Цель интеграции с Западом задавала политические рамки и правовые ограничения для российской внешней политики, сдерживая свободу действий. Психологически дискомфортной для российской элиты была необходимость поддерживать иллюзию общих ценностей с Западом во имя интеграции, перспектива которой с годами все отдалялась. Покончить с «этим лицемерием» мешала лишь пугающая неизвестность того, что может ожидать Россию за рамками парадигмы партнерства и тем более в конфронтации с Западом. Присоединение Крыма стало таким прыжком в неизвестность. Однако быстро выяснилось, что там не только есть жизнь, но и новые интересные перспективы. Приятным бонусом стала возможность больше не притворяться и жить в гармонии с собой. Это было в каком-то смысле «освобождение». Новый курс России – максимально независимая политика, свободная от любых влияний и ограничений, блокирование любого внешнего воздействия на внутренние процессы в РФ – абсолютный внутренний суверенитет как право власти делать все, что угодно внутри страны. Свобода означает, что можно не соблюдать международные правила, якобы сформированные без участия России после проигрыша в холодной войне (что, мягко говоря, не совсем так) и направленные на сдерживание претензий РФ на ведущую роль в мире. Правила можно относительно безболезненно нарушать, ведь хуже уже не будет, мы и так под санкциями. Там, где раньше российская внешняя политика отстаивала главные принципы международного права и основы миропорядка как самоценности – уважение суверенитета, территориальной целостности, признанных границ, неприменения военной силы, невмешательство во внутренние дела, – сегодня она видит в них инструменты избирательного применения. Правила нарушают все, разговоры об их «святости» – лицемерие, у России должно быть такое же право на нарушение правил, как у США. Фактически, как отмечает болгарский политолог Иван Крастев, Россия сегодня ведет «обратный инжиниринг» внешней политики Запада, копируя многие западные подходы, которые раньше Москва решительно осуждала. Стратегическая цель «дипломатии освобождения» – геополитический паритет с США, понимаемый как «право второго ключа» России на большинство глобальных и региональных проблем, обязательность обсуждения с РФ всех силовых действий США и даже право вето на них в регионах жизненно важных российских интересов. Идеальное устройство – это возвращение к системе двусторонних консультаций СССР – США конца 1970-х – середины 1980-х гг. по ключевым международным проблемам при полном отсутствии какой-либо взаимозависимости. Сегодня в Сирии утверждается новая глобальная роль России как балансира и «доброго мирового полицейского», сдерживающего США от применения силы в отношении суверенных государств для смены режима. Это, по мнению Москвы, всегда приводит к дестабилизации, анархии и хаосу, подрывает государственность и создает негосударственных акторов-террористов. При этом Россия видит себя именно в лагере «полицейских», а не среди «плохих парней». Просто у нее иные, более эффективные, как она считает, методы. Россия – это сила, сдерживающая нарастание хаоса в результате цветных революций Запада. Она формирует под своим лидерством международные коалиции противодействия хаосу из числа региональных лидеров (Иран, Египет), но без жестких союзнических связок. При этом новая российская политика предполагает прямое силовое противодействие внешнему вмешательству для свержения режимов в регионах «привилегированных интересов» РФ, прежде всего в СНГ, где без ее согласия смена власти нежелательна. Россия стремится дискредитировать и окончательно упразднить ценностный подход к определению легитимности режимов, подменяя легитимность легальностью и процедурой, аннулируя концепцию суверенитета как ответственности власти за безопасность и жизни граждан. Прежняя внешняя политика России была предсказуемой, что понималось как самоценный инструмент завоевания доверия партнеров. Сегодня непредсказуемость – это новая сила российской политики. Когда никто не знает, чего от тебя ожидать, к тебе относятся с осторожностью и даже почтением. Преднамеренное дезинформирование партнеров – эффективный инструмент дипломатии, позволяющий максимизировать эффект стратегической неожиданности. Отсутствие у партнеров четкого понимания целей и средств РФ заведомо стимулирует их на уступки. Пропаганда превращается из средства сопровождения политики в само содержание политики, инструмент формирования выгодного нарратива, в котором удобнее и эффективнее достигать своих целей. Реальность преднамеренно упрощается и искажается до неузнаваемости, чтобы сузить возможности «наших партнеров» и расширить свои собственные: подача войны Асада против сирийской оппозиции как «борьбы с терроризмом ИГИЛ» (ИГИЛ – запрещенная в России организация). Самая большая инновация – признание полезности военной силы. Как отмечает эксперт Института Кеннана в Вашингтоне Майкл Кофман, Москва теперь считает применение военной силы в дозированных масштабах и в отдельных регионах (бывший СССР, Ближний Восток, Афганистан) эффективным инструментом быстрого достижения политических целей. Запад разочаровался в военной силе (Ирак, Ливия, Афганистан), Россия поверила в нее (после Грузии, Крыма, Донбасса и теперь Сирии). У РФ появились применимые вовне инструменты военной силы благодаря модернизации армии. При этом инструменты воздействия мягкой силы – экономическая помощь, торговля, инвестиции, культура – атрофируются, говорит Кофман. Свобода и военная сила как инструмент внешней политики означают конец контроля над вооружениями. Это чужая повестка, которую нам навязали, чтобы нас ослабить, а коллапс СССР вообще начался с Договора по РСМД 1987 г. Больше нельзя допускать ограничений нашей свободы создавать и использовать инструменты военной силы. НАТО сегодня хочет изменить Венский документ, снизив порог уведомлений о внезапных учениях? Неинтересно – мы ценим свою непредсказуемость, в том числе военную. Никаких новых сокращений СНВ и нового ДОВСЕ. Абсолютный приоритет – блокирование военно-политического и торгово-экономического влияния Запада в бывшем СССР как канала трансляции чуждых ценностей в мягкое подбрюшье России. Открытый вопрос по влиянию Китая в Средней Азии. Есть понимание невозможности блокировки проекта нового Шелкового пути при желании использовать его финансовые ресурсы для развития РФ. Но только при отсутствии военного проникновения КНР в регион. Продвижение идеи общего пространства с ЕС от Лиссабона до Владивостока – это инструмент сдерживания двустороннего сотрудничества стран СНГ с ЕС в направлении интеграции по европейским стандартам. При этом «внешнеполитическая свобода» приводит к уменьшению акцента на Евразийский союз. История с продуктовыми контрсанкциями научила Москву, что любая интеграция, даже в евразийской специфике, ограничивает ее свободу действий, ставит эффективность ее политики в зависимость от интересов «младших партнеров». Вкусивший свободы уже не может мириться с тем, что ее ограничивает Лукашенко. Сегодня ведется поиск новых рамок российского лидерства в бывшем СССР, прежде всего в области безопасности, где доминирование России абсолютно. Новая внешняя политика ищет формулу отношений с Европой в обособлении от США. Пока это видится как разрядка и торговля» при полном невмешательстве в дела РФ и внутреннюю политику стран СНГ («Хельсинки-2» и большие надежды на Германию с ее председательством в ОБСЕ в 2016 г.). Цель: усиление самостоятельности Европы при ограничении влияния США и решение всех европейских вопросов в формате «концерта великих европейских держав» – России, Германии, Франции, Италии. Будут новые проекты евробезопасности по примеру инициативы Медведева 2008 г., направленные на подрыв военных гарантий НАТО. Даже «разворот на Восток» пока выглядит больше как инструмент влияния на отношения с ЕС, а не как самостоятельный приоритет. «Внешняя политика свободы» весьма популярна. Теперь это ключевой ресурс внутриполитической поддержки и легитимности руководства России. 30% россиян испытывают гордость от независимой внешней политики России («Левада-центр», октябрь 2015 г.). Внешняя политика стала элементом индустрии развлечений, удобной темой для разговоров – обсуждать проделки губернатора небезопасно, козни Запада и ИГИЛ – легко. Впервые в постсоветской истории внешняя политика России оторвана от экономических интересов и возможностей страны. Они оттеснены на задний план, а некоторые внешнеполитические успехи наносят ущерб экономике. Понятно, что бесконечно так продолжаться не может и будет произведена перекалибровка в пользу экономических интересов. Тогда станет понятна реальная цена «дипломатии освобождения». Владимир Фролов Автор – эксперт по международным отношениям
