КАРТ-БЛАНШ. Грузинские перспективы России
В российско-грузинских отношениях возросла напряженность. В конце августа Грузию посетил генеральный секретарь НАТО Йенс Столтенберг. В ходе визита он обсудил с руководством страны, включая президента Георгия Маргвелашвили, возможность предоставления Грузии индивидуального Плана действий по членству в НАТО. Одновременно Столтенберг участвовал в открытии военно-учебного центра Грузия–НАТО в пригороде Тбилиси Крцаниси. Реакция российской стороны была прогнозируемо негативной. МИД РФ оценил этот шаг как продолжение провокационной политики альянса. Президент Абхазии Рауль Хаджимба и вовсе охарактеризовал размещение центра НАТО в Грузии как непосредственную угрозу безопасности республики. Решение расширить военное сотрудничество с Грузией Североатлантический альянс принял еще на Уэльском саммите 4–5 сентября 2014 года. Грузия наряду с Финляндией, Швецией, Австралией и Иорданией получила статус «усиленного партнера» НАТО. Одновременно был принят план «усиленного сотрудничества» альянса с Грузией, допускающий появление в стране натовской военной инфраструктуры. Создание совместного учебного центра стало шагом на пути реализации этого плана. С 2002 года учения вооруженных сил Грузии и НАТО были направлены на подготовку грузинских военных к участию в миротворческих операциях альянса. Теперь военнослужащие НАТО получают возможность влиять на подготовку и экипировку грузинских вооруженных сил. На грузинской территории при этом уже действует Сачхерская школа, в которой проходят обучение военнослужащие из Армении, Азербайджана, Украины. Интерес к этой школе проявляет и Туркмения. Похоже, что НАТО стремится создать в Грузии два центра: собственно учебный (Сахчерская школа) и военно-тренировочный (Крцаниси), который в будущем может быть преобразован в более широкий логистический центр. С военной точки зрения центр в Крцаниси пока не имеет серьезного значения. Но расширяя присутствие в Грузии, дипломатия НАТО решает для себя две важные задачи. Во-первых, частично отвлекает внимание Москвы от Украины. (Об этом, в частности, недвусмысленно заявлял министр обороны США Чак Хейгел во время визита в Тбилиси 8 сентября 2014 года.) Во-вторых, возникает угроза подрыва российско-грузинского переговорного формата. После окончания пятидневной войны 2008 года роль посредника в грузинском вопросе попыталась взять на себя ОБСЕ. Однако Женевские переговоры закончились неудачей: предложенный в июне 2010 года проект соглашения о неприменении силы между Грузией, Абхазией и Южной Осетией не был подписан. Ситуация изменилась после победы на парламентских выборах 1 октября 2012 года блока Бидзины Иванишвили, который выступал за возобновление диалога с Россией. В декабре 2012-го стал действовать переговорный формат между заместителем министра иностранных дел России Григорием Карасиным и спецпредставителем премьер-министра Грузии по взаимоотношениям с Россией Зурабом Абашидзе. Повестка переговоров была как будто ограниченной. До Пражской встречи 16 октября 2014 года стороны старались не затрагивать проблему Абхазии и Южной Осетии: Москва и Тбилиси искали другие точки сближения. И все же значимость российско-грузинских переговоров было трудно переоценить. В Тбилиси надеялись восстановить экономические контакты с Россией и обеспечить ее нейтральное отношение к Договору об ассоциации Грузии и ЕС. В Москве – предотвратить размещение реальной военной инфраструктуры НАТО на грузинской территории, сделав Грузию де-факто нейтральной страной. Ситуация изменилась после подписания Россией союзных договоров с Абхазией (24 ноября 2014 года) и Южной Осетией (18 марта 2015 года). Нынешней весной в грузинской элите произошел серьезный раскол между сторонниками продолжения и свертывания диалога с Кремлем. Визит Столтенберга доказал, что правительство Ираклия Гарибашвили может пойти на сокращение диалога с Россией ради усиления присутствия НАТО. Возникает потребность переосмыслить политику России на грузинском направлении, выработанную осенью 2012 года. Теоретически здесь возможны три варианта. Первый: механическое продолжение переговорного формата «Карасин – Абашидзе». Это позволит России сохранять диалоговый механизм с Грузией и частично гасить психологический эффект от усиления присутствия НАТО в этой стране. Однако простое продолжение переговорного формата не способно решить главную задачу – предотвратить размещение крупной военной инфраструктуры НАТО в Грузии. Второй: свертывание диалога с Тбилиси. В настоящее время вероятность негативного сценария невелика, но игнорировать его не стоит. В этом случае России придется наращивать военное присутствие в Абхазии и Южной Осетии и фактически признать переход Грузии в круг враждебных стран. Третий: дополнение формата «Карасин–Абашидзе» более широким переговорным механизмом. В настоящее время происходит фактический распад Основополагающего акта Россия–НАТО. К 2017 году, по-видимому, встанет вопрос о его замене другим документом по вопросам европейской безопасности. Теоретически здесь есть возможность включения грузинского вопроса в контекст переговоров России и НАТО по европейской безопасности. Такой вариант психологически легче для грузинского общества, чем достижение прямых договоренностей с Россией. Как бы то ни было, России следует проработать два вопроса: насколько важен для нас нейтральный статус Грузии и следует ли идти на уступки ради его сохранения. Дискуссия по этой проблеме мала. Между тем визит Столтенберга показал, что ресурс времени практически исчерпан.
